все дальше, от лагеря. Бежалось вполне легко. Хотя на скудной лагерной пайке я и успел слегка подрастерять свои силы, но пока находился еще в пределах нормы. К тому же, работа на свежем воздухе, только укрепила меня, а воздух свободы и удачи, добавил мне адреналина, и я несся как тот олень, во время гшона. Отмахав, по своим прикидкам около пары верст, я перешел на быстрый шаг, и стал оглядываться на ходу, ища глазами что-то съедобное, чем можно было бы подкрепиться.
Зная тайгу, просто невозможно умереть с голоду. И потому, наверное, впервые, со дня попадания за решетку я наелся. Места здесь были нехоженые и потому ягод и грибов было вдосталь. Вдобавок ко всему, память подсказала, что где-то неподалеку обязательно должна стоять охотничья заимка. Чужой в тайге человек, разумеется просто не обратит внимания на случайные зарубки на деревьях, а тот кто здесь вырос, сразу поймет куда ему лучше всего направиться. Я еще не до конца освоился со своим вторым «я», и порой замечал, что-то особенное, если отрешался от самого себя. Такой вот выверт сознания. Получалось, что когда я пытался понять происходящее вокруг от лица себя городского, то не замечал многих вполне очевидных для таежника примет. Когда же отдавался во власть инстинктов, все происходило с точностью наоборот. А вот как соединить эти сознания в одно я пока не знал. Но даже то, что получалось спонтанно, уже позволяло мне выживать в этих условиях.
Если бы не мое второе — я, то просто бы не заметил эту землянку. Здесь в качестве охотничьей избушки выступала именно она. Вырытая на отвесном склоне ручья землянка, оказалась вполне уютной. Похоже, когда-то на этом месте росло дерево упавшее либо от ветра, либо от старости, и оставившее после себя довольно глубокую и большую яму. Яму облагородили вертикальными тонкими жердинами, сделали сверху два наката из стволов лиственницы, забив промежутки мхом и засыпав землей в торцевой части врезали мощную дверь, открыть которую снаружи мог только человек, и сделали небольшое оконце рядом с входом. Внутри сложили из камня небольшую печь с плоской поверхностью, для приготовления пищи, установили довольно широкий топчан, где без особой тесноты, можно было заночевать, двум взрослым мужикам. Топчан был застелен старой, слегка облезлой, но тем не менее еще вполне приличной медвежьей шкурой, на которой вполне удобно было находиться сейчас, и которая вполне окажется годной зимой в качестве одеяла. Возле топчана поставили грубый стол. На полочке под самой крышей нашлась кое-какая крупа, чай и немного муки. Все это было сложено в жестяных коробочках от китайского чая. Кроме того рядом находился мешочек с солью и спички. На самой плите оказались изрядно закопчённые чайник и чугунок, прикрытый деревянной крышкой, внутри которого я обнаружил железную миску, кружку, деревянную ложку и небольшой нож. Чуть в сторонке на вбитых в стену гвоздиках, обнаружилас старая, но вполне приличная ватная куртка и длинный плащ, а под самой крышей висели валенки голенищами вниз, скорее для того, чтобы в них не облюбовали себе места мыши. Все пространство под топчаном, занимали напиленные и нарубленные точно под размер топки печи, дрова. Все это располагало к тому, что лучшего места, для ночлега мне не найти. Поэтому, подхватив чайник, я спустился к ручью, и набрав в него воды, а заодно и умывшись сам, вернулся в землянку, где растопив печь залил воду в чугунок, и решил сотворить себе кое-какую похлебку, из имеющихся продуктов. Для разнообразия, в чугунок были добавлены перья дикого лука и чеснока, собранные по дороге, Туда же после небольшой доработки пошли и собранные в округе грибы. И уже через каких-то час-полтора, я с удобством устроившись на топчане, наворачивал грибную похлебку с рисом, заедая тонкими лепешками и запивая пахучим китайским чаем. Последний, из-за относительно близкой границы, был отнюдь не дефицитным товаром, как в остальной части России, потому использовался повсеместно.
Хорошо поев, я помыл освободившуюся посуду, спустившись к ручью, ополоснулся сам, и со спокойной душой вернувшись назад, устроился на топчане, где и уснул покойным сном до самого утра. Отлично выспавшись, поднялся, едва рассвело, привык к такому распорядку в лагере, и плотненько перекусив остатками вчерашней похлебки, начал наводить порядок в избушке, и готовиться к выходу. Оставаться здесь не было никакого смысла. О том, что по моим следам пустят погоню, я просто не верил. При побеге пересек реку, что вряд ли бросилось кому-то в глаза, но даже если так, за всё время пребывания в лагере, я не услышал ни единого «гавка», другими словами собак у охраны не имелось, и я очень сомневаюсь, что среди них найдется достаточно опытный охотник, способный пойти по моим следам. Но даже если и найдется, вряд ли погоня будет организована. Что-то мне подсказывало, что никто заниматься этим не станет. Да и потом, последнее время было много намеков на то, что как минимум еще одна группа собиралась в побег. И если под шумок скроются и они, то погоня, скорее всего, пойдет именно в том направлении, хотя бы потому, что там будет больше следов, и искать их будет гораздо легче.
Наведя порядок в избушке, я остановился перед дилеммой. Дорога мне предстояла дальняя, и кто знает, как все сложится дальше, а моя одежка оставляла желать лучшего. Лапти, в которых я оказался на момент ареста, давно уже трещали по швам, и держались чисто на честном слове. Не отказывался я от них только потому, что альтернативы просто не имелось. Рубашка была чуть получше, но если придется ночевать в лесу, а это скорее всего произойдет в ближайшее время, то я просто рискую околеть от холода. Тем более, что кое-где уже начали появляться заморозки, пусть не каждый день, но с каждым новым днем, становилось все холоднее. Немного подумав, я вышел в лес, и сняв с ближайшей березы кусок коры, нацарапал на нем извинения, по поводу того, что мне пришлось опустошить заимку, взяв с собою продукты и одежду. Можно было, разумеется, обойтись и без этого, но хотелось бы, чтобы хозяин пришедший сюда, понял, что все это взято именно из-за нужды, а не для того, чтобы просто ограбить его избушку.
Написав записку, я натянул на себя валенки, обернув ноги в качестве портянок, кусками ткани отрезанными от имеющегося здесь плаща. Пусть материал и был несколько грубоват, зато благодаря ему, ноги плотно вошли в валенки, и я не разобью свои ноги. Поверх своей рубашки, я надел имеющуюся здесь ватную куртку, у которой к моей радости внутри оказались, нашиты довольно вместительные карманы. В